Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]
— Если все будет в порядке, разве нельзя взять ссуду под лавку?
— Конечно, можно, только проценты вас съедят.
— Не знаю, как мне благодарить вас, сэр.
— Лишь бы вы не растаяли при разговоре, Итен. Не давайте ему разжалобить себя. Он будет петь сладко. Все итальянцы на это мастера. Помните: нужно думать о себе.
— Спасибо вам за все.
— Ну, мне пора, — сказал он. — Хочу выехать на шоссе раньше, чем хлынет весь поток машин. — И он выбежал вон, едва не сбив с ног миссис Уиллоу, которая уже по второму разу ощупывала каждую дыню на лотке.
Время шло, а толчея в лавке не прекращалась. Зной, паливший улицы, словно действовал на людей, делая их сварливыми и раздражительными. Можно было подумать, что они готовятся не к праздничному отдыху, а к какому-то стихийному бедствию. Я бы не мог улучить минутку, чтобы снести Морфи сандвичи, даже если бы захотел.
Приходилось не только отпускать товар и получать деньги, но при этом смотреть в оба. Среди покупателей было много случайных людей, приезжих, которые так и норовят стащить что-нибудь. Будто бы даже помимо собственной воли. Причем вовсе не то, что им в самом деле необходимо. Больше всего у них разгораются глаза на баночки деликатесов — паштет из гусиной печенки, икру, маринованные грибки. Оттого Марулло и наказывал мне держать этот товар позади прилавка, куда покупателям заходить не полагается. Поймать вора с поличным — плохо для торговли, учил он меня. Скандал, все волнуются, может быть, оттого, что никто не безгрешен — по крайней мере в мыслях. Уж лучше наверстать убыток на других покупателях. Но если я замечал, что кто-нибудь явно жмется поближе к некоторым полкам, я говорил вслух: «Вот эти пикули — отличная недорогая закуска для коктейля». И не раз покупателя сразу передергивало, словно я угадал его мысли. Самое противное во всем этом деле — подозрительность. Ненавижу подозревать всех и каждого. Это все равно что одному человеку оскорблять многих.
День тянулся все нуднее и все медленнее. После пяти в лавку явился старший констебль Стони, тощий, мрачный и желтый, как язвенник. Он купил набор для обеда, из тех, что рекламируются телевидением: бифштекс по-деревенски, тушеная морковь, картофельное пюре — все готовое, замороженное и упакованное в алюминиевый ящичек.
Я сказал:
— Что с вами, начальник? У вас такой вид, словно вас хватил солнечный удар.
— Нет, почему. Я себя хорошо чувствую. — Вид у него был отвратительный.
— Вам два набора?
— Нет, один. Жена уехала в гости. А полицейскому праздников не положено.
— Обидно.
— А может, оно даже лучше. При такой кутерьме кругом все равно дома сидеть не придется.
— Я слышал, вы куда-то уезжали?
— Кто вам сказал?
— Вилли.
— Держал бы он лучше свой толстый язык за зубами.
— Он ничего дурного не думал.
— У него ума не хватит думать. Хватило бы хоть на то, чтобы не угодить за решетку.
— От этого никто не застрахован, — сказал я нарочно.
Эффект превзошел мои ожидания.
— Что вы хотите сказать, Итен?
— Просто у нас развелось столько законов, что, кажется, чихнуть нельзя, чтобы не оказаться правонарушителем.
— Да, это верно. Всего не упомнишь.
— Я, кстати, хотел спросить вас, начальник… я тут наводил порядок на полках и нашел револьвер, старый, заржавленный револьвер. Марулло его своим не признает, а уж я-то и подавно первый раз вижу. Что мне с ним делать?
— Если не хотите выправлять разрешение, сдайте мне.
— Ладно, завтра захвачу его с собой. Он у меня дома, в жестянке с керосином. А как вы в таких случаях поступаете, Стони?
— Проверяем, не тянется ли за ним какое-нибудь дело, а если нет, выбрасываем в океан, и все. — Он как будто немного повеселел, чего я никак не мог позволить — слишком долгим и мучительным был этот жаркий день.
— А помните, года два назад был процесс где-то в нашем штате? Судили полицейских за торговлю конфискованным оружием.
Стони улыбнулся ласковой улыбкой крокодила и с крокодильей же непосредственностью.
— У меня была трудная неделя, Ит. Ужасная неделя. Вам, я вижу, хочется подразнить меня, так лучше не надо. Мне и без вас досталось за эту неделю.
— Ладно, начальник, не буду. А не может ли добропорядочный гражданин чем-нибудь помочь вам, например, выпить с вами?
— Эх, если б можно было! Я бы сейчас ничего так не хотел, как напиться пьяным.
— За чем же дело стало?
— Вы ничего не знаете? Да нет, откуда вам знать. Если бы я хоть сам знал, откуда это все и для чего.
— О чем это вы?
— Ни о чем, и забудьте, что я говорил. Впрочем, нет — не забывайте. Вы ведь в дружбе с мистером Бейкером, Ит. Что он, не задумал чего-либо новенького?
— Не такой уж я ему близкий друг, чтобы это знать, начальник.
— А Марулло? Где он сейчас, Марулло?
— Поехал в Нью-Йорк. Хочет посоветоваться насчет своего артрита.
— Господи боже мой. Не понимаю. Ничего не понимаю. Если бы хоть какой-нибудь след, я бы знал, куда кидаться.
— Что-то вы городите несуразное, Стони.
— Да, вы правы. И вообще я тут слишком много наговорил.
— Не хочу себя хвалить, но если у вас есть потребность поделиться…
— Нет, нет. Ни за что. Им не удастся обвинить меня в том, что я разболтал, никому не удастся. Забудьте все, Ит, я просто очень устал и измучен.
— Меня вам нечего бояться, Стони. Что там было — суд присяжных?
— Так вы знаете?
— Немножко.
— Что же за этим кроется?
— Забота о прогрессе.
Стони подошел ко мне совсем близко и так схватил меня выше локтя своей железной рукой, что мне стало больно.
— Итен, — сказал он свирепо, — по-вашему, я хороший полицейский?
— Превосходный.
— Стараюсь, как могу. От всей души стараюсь. Ит, по-вашему, это хорошо — заставлять человека выдавать своих друзей, чтобы спасти себя?
— По-моему, нет.
— И по-моему, нет. Не могу я уважать власти, которые так действуют. И ведь вот что меня пугает, Ит, — я уже не смогу быть хорошим полицейским, раз у меня не будет уважения к своему делу.
— Вас на чем-нибудь подловили, начальник?
— Помните ваши собственные слова? Так много законов, что стоит чихнуть, и ты уже нарушил один из них. Ах, черт меня побери! Ведь это же все мои друзья. Но вы никому не расскажете, Ит?
— Нет, нет, не расскажу. Вы забыли свой обеденный набор, шеф.
— Да, — сказал он. — Приду домой, сниму ботинки и буду смотреть телевизор — учиться у полицейских из телефильма. Знаете, иногда лучше отдыхать, когда дома никого нет. Ну, всего, Итен.
Стони славный малый. И он хороший полицейский. Интересно, куда поведет след.
Я собирался запирать и только что внес лотки с улицы, как вдруг пожаловал Джой Морфи.
— Скорей! — сказал я, запер обе двери и спустил зеленые шторы. — Говорите шепотом.
— А что случилось?
— Вдруг кто-нибудь захочет еще что-то купить.
— А! Я вас понимаю. Господи, до чего я ненавижу праздники! В людях проявляется все самое скверное. С утра точно с цепи сорвались, а когда доберутся до дому, так и язык на сторону.
— Хотите выпить холодненького, пока я тут все уберу?
— Не возражаю. Пиво есть?
— Только навынос.
— Не беспокойтесь, я его вынесу. Откройте баночку.
Я проткнул в крышке два треугольных отверстия, и он, запрокинув голову, вылил все до капли себе в рот.
— Уфф! — сказал он и поставил пустую банку на прилавок.
— Мы тоже уезжаем до вторника.
— Бедняга! А куда?
— Еще не знаю. Мы еще не успели поссориться из-за этого.
— Что-то происходит в городе. Не знаете, что?
— Подскажите.
— Я сам не знаю. Но чую, что-то происходит. У меня затылок чешется. Это верный признак. Все словно не в себе.
— Может быть, вам только кажется?
— Может быть. Но мистер Бейкер никогда не уезжает на праздники. А тут у него прямо земля под ногами горела, так он спешил убраться из города.
Я засмеялся:
— А вы бы проверили свои книги.
— Знаете что? Проверял.
— Шутите?
— Знал я одного почтмейстера в маленьком городишке. У него работал помощником сопляк мальчишка, по имени Ральф, — соломенные волосы, очки, крошечный подбородок, аденоиды величиной с зоб. Так вот, этот Ральф попался на краже марок — и на большую сумму, что-то около двух тысяч долларов. И ничего он не мог поделать. Одно слово — сопляк.
— Вы хотите сказать, что он не крал этих марок?
— А какая разница? Крал, не крал — главное, что попался. Я вот всегда начеку. И никогда не попадусь, будьте спокойны, разве что не по своей вине.
— Не потому ли вы и не женились?
— А что, черт возьми, может, отчасти и потому. Я снял фартук, свернул его и убрал в ящик под кассой.
— Хлопотное дело подозревать всех и каждого, Джой. У меня на это и времени бы не нашлось.
